Say Friend and enter
Давно хотела начать коллекцию красивых описаний Рождества.
The latter part of the year had always been his favourite. Better by far than the long, depressing summer evenings which stretched out like flavourless chewing gum. Better than the dull, in-between months with no special character. No, the end of the year it was, with the deliciously long runing through the burnt turnip smells of Hallowe’en and dark smoke of November into the crisp, freezing, perfect-sunned days of early December.
And then Christmas! One huge red and green memory, packed to bursting with sensual delights. Pulled by his mother’s hand into palatial department stores like castles of ice: twinkling lights, the hum of extortionately priced trainsets, the exciting smell of unfamiliar perfume, all mingling and bursting before his astonished little eyes. Going into these stores in daylight and the fantastic shock of emerging into wintry darkness - the reversal of the disappointment he felt coming out of a cinema into painful sunshine.
Trevithick recalled sitting with his father and brother in a wonderfully dark front room that smelled of tangerines. Dark as pitch. The corners of the room softened into abstraction by the orange light of the fire. His father helped him write out his list for Santa Claus and then tossed the small square of paper on to the fused knot of red hot coal. It spun briefly in the column of hot air, became temporarily transparent - he could see writing on both sides at once - and vanished up the chimney. Then there would be tall tales from his father about winters so severe that houses vanished under drifts and match flames froze as they were struck. (с)
***
Вторая половина года всегда нравилась ему больше. Она намного лучше долгих, унылых летних вечеров, тянущихся, как безвкусная жвачка. Лучше скучных, ничем не примечательных месяцев в середине года. Нет уж, только конец года: восхитительно долгий путь сквозь ароматы блюд из тыквы на Хэллоуин, сквозь темный ноябрьский туман – к свежим, морозным, идеально солнечным дням начала декабря.
А потом Рождество! Одно огромное красно-зеленое воспоминание, переполненное удовольствиями. Когда мама за руку приводит его в роскошно украшенные магазины, похожие на замки изо льда: мерцающие огни, гул игрушечных поездов, стоящих целое состояние, волнующие ароматы незнакомых духов – все сливается и полыхает перед его удивленным юным взглядом. Заходить в эти магазины при свете дня и переживать фантастическое потрясение, оказываясь после этого в зимней темноте, – чувство, противоположное разочарованию, которое он испытывал, выходя из кинотеатра на яркий до боли солнечный свет. Тревитик вспомнил, как он сидел с отцом и братом в чудесной темноте гостиной, пахшей мандаринами. Угольно-черный мрак. Углы комнаты растворялись в оранжевом свете камина. Отец помог ему составить список для Санта Клауса, а потом бросил маленький квадратный листок бумаги на сплавленную воедино горстку раскаленных докрасна углей. Листок тут же сжался, попав в струю горячего воздуха, на мгновение стал прозрачным – мальчик мог одновременно видеть написанное на обеих сторонах – и исчез в дымоходе. А затем отец рассказывал небылицы о зимах, таких суровых, что дома исчезали под снегом, а огоньки спичек замерзали, едва их успевали зажечь.
Где написано,
Кем написано
The latter part of the year had always been his favourite. Better by far than the long, depressing summer evenings which stretched out like flavourless chewing gum. Better than the dull, in-between months with no special character. No, the end of the year it was, with the deliciously long runing through the burnt turnip smells of Hallowe’en and dark smoke of November into the crisp, freezing, perfect-sunned days of early December.
And then Christmas! One huge red and green memory, packed to bursting with sensual delights. Pulled by his mother’s hand into palatial department stores like castles of ice: twinkling lights, the hum of extortionately priced trainsets, the exciting smell of unfamiliar perfume, all mingling and bursting before his astonished little eyes. Going into these stores in daylight and the fantastic shock of emerging into wintry darkness - the reversal of the disappointment he felt coming out of a cinema into painful sunshine.
Trevithick recalled sitting with his father and brother in a wonderfully dark front room that smelled of tangerines. Dark as pitch. The corners of the room softened into abstraction by the orange light of the fire. His father helped him write out his list for Santa Claus and then tossed the small square of paper on to the fused knot of red hot coal. It spun briefly in the column of hot air, became temporarily transparent - he could see writing on both sides at once - and vanished up the chimney. Then there would be tall tales from his father about winters so severe that houses vanished under drifts and match flames froze as they were struck. (с)
***
Вторая половина года всегда нравилась ему больше. Она намного лучше долгих, унылых летних вечеров, тянущихся, как безвкусная жвачка. Лучше скучных, ничем не примечательных месяцев в середине года. Нет уж, только конец года: восхитительно долгий путь сквозь ароматы блюд из тыквы на Хэллоуин, сквозь темный ноябрьский туман – к свежим, морозным, идеально солнечным дням начала декабря.
А потом Рождество! Одно огромное красно-зеленое воспоминание, переполненное удовольствиями. Когда мама за руку приводит его в роскошно украшенные магазины, похожие на замки изо льда: мерцающие огни, гул игрушечных поездов, стоящих целое состояние, волнующие ароматы незнакомых духов – все сливается и полыхает перед его удивленным юным взглядом. Заходить в эти магазины при свете дня и переживать фантастическое потрясение, оказываясь после этого в зимней темноте, – чувство, противоположное разочарованию, которое он испытывал, выходя из кинотеатра на яркий до боли солнечный свет. Тревитик вспомнил, как он сидел с отцом и братом в чудесной темноте гостиной, пахшей мандаринами. Угольно-черный мрак. Углы комнаты растворялись в оранжевом свете камина. Отец помог ему составить список для Санта Клауса, а потом бросил маленький квадратный листок бумаги на сплавленную воедино горстку раскаленных докрасна углей. Листок тут же сжался, попав в струю горячего воздуха, на мгновение стал прозрачным – мальчик мог одновременно видеть написанное на обеих сторонах – и исчез в дымоходе. А затем отец рассказывал небылицы о зимах, таких суровых, что дома исчезали под снегом, а огоньки спичек замерзали, едва их успевали зажечь.
Где написано,
Кем написано
